Jump to content
Порталът към съзнателен живот

Рассвет

Модератори
 Моят Профил  Моята Активност

  • Общо Съдържание

    4791

  • Дата на Регистрация

  • Последно Посещение

  • Days Won

    274

 Съдържание Тип 

Блог Постове добавени от Рассвет

  2. Рассвет
    Загорелась в небе
    Зорька золотая;
    Звезды тихо гаснут,
    Ясный день встречая.

    Поднялись туманы
    Белыми клубами
    Над речной осокой
    И над лозняками.

    Желтый одуванчик
    Венчик раскрывает;
    Птичка над полями
    Песню распевает.

    Свеж и ароматен
    Утра воздух чистый;
    Скоро из-за леса,
    Бросив взгляд лучистый,

    Выйдет в небо солнце,
    Землю пригревая,
    Пахарей к работе,
    В поле призывая!..

    1905
  3. Рассвет
    Готовность
    (из цикла «Неопалимая купина»)

    Посвящается С. Дурылину

    Я не сам ли выбрал час рожденья,
    Век и царство, область и народ,
    Чтоб пройти сквозь муки и крещенье
    Совести, огня и вод?

    Апокалиптическому Зверю
    Вверженный в зияющую пасть,
    Павший глубже, чем возможно пасть,
    В скрежете и в смраде – верю!

    Верю в правоту верховных сил,
    Расковавших древние стихии,
    И из недр обугленной России
    Говорю: "Ты прав, что так судил!

    Надо до алмазного закала
    Прокалить всю толщу бытия.
    Если ж дров в плавильной печи мало:
    Господи! Вот плоть моя".

    24 октября 1921
    Феодосия


    "Неопалимая купина"
    С.Н. Дурылин
  5. Рассвет
    УЧЕНИК


    Влюбленный трудился в Саду, который Возлюбленный подарил ему. Все вокруг сияло восхитительным великолепием, сладкое благоухание струилось, словно фимиам. Ибо Влюбленный вырастил здесь много прекрасных цветов и душистых трав, и все они услаждали взор и были полезны людям. Он посадил их для удовольствия Возлюбленного и заботился о них из любви, которую питал к нему. Трудясь в Саду, он пел песнь Соломона, которую тот сам некогда пел в своем саду:

    Поднимись ветер с севера и принесись с юга,
    Повей на сад мой, – и польются ароматы его!
    Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его.

    Так пел он и трудился, когда в Сад вошел юноша, облаченный в богатые одежды, с золоченой шпагой у пояса, оправленной драгоценными камнями. Но прекрасное лицо его омрачали глубокая печаль и тоска. Он приблизился к Влюбленному, одетому в простое платье садовника, и, смиренно склонившись перед ним, произнес:

    – Дошло до меня, господин, что ты великий учитель в искусстве Любви, а я более всего на свете жажду обрести совершенство в этом искусстве. Я подумал, не будешь ли ты столь милостив и не возьмешь ли на себя труд обучить такого невежественного и неопытного человека? Я с радостью готов уплатить любое вознаграждение, которое требуется от ученика, ибо обеспечен я, как человек, считающийся богачом.

    Влюбленный, вскапывавший землю в Саду, остановился и поглядел на него взглядом долгим и внимательным. Затем, удовлетворившись увиденным, ответил:

    – Что касается меня, незнакомец, я бы не возражал взять тебя в ученики, ибо одно это – достаточное вознаграждение для меня, и даже более, чем достаточное. Я рад уже тому, что смогу выполнить всякую задачу, которая доставит удовольствие Возлюбленному или увеличит любовь других к Нему. Но то вознаграждение, которое придется отдать Возлюбленному, столь велико, что почти все жаждущие обижаются.

    – Тогда, – молвил незнакомец, – скажи, прошу тебя, каково же вознаграждение, ибо так огромно мое желание научиться любить, что с радостью уплачу его, как бы велико оно ни было.

    – Это вознаграждение, – отвечал Влюбленный, – все, что ты имеешь и чем являешься, и не менее того. Отрекись от владения всем этим и стань лишь хранителем от имени Возлюбленного, ибо, утаив при себе хоть что-то, никогда не познаешь истинной любви Его.

    – Если я уплачу эту великую цену, – спросил незнакомец, – скажи, прошу тебя, что я приобрету?

    И Влюбленный ответил:

    – Когда усвоишь с тяжким трудом все тайны искусства Любви, когда многое испытаешь, то лишь тогда познаешь любовь Его.

    И юноша, чья душа так жаждала любви Возлюбленного, с радостью отдал в уплату все. Он снял с себя богатые одежды, которые люди называют Знанием и Гордыней, и надел грубую одежду садовника, именуемую Смирением, в какую был облачен и сам Влюбленный. Отбросив прочь драгоценную шпагу, которую люди зовут Ученостью, он взял взамен лопату садовника, имя которой – Поиск.

    И как только он сделал это, пасмурный облачный день стал прекрасным и ярким, словно солнце внезапно пробилось сквозь тучи.

    Так Влюбленный встретил незнакомца, и тот стал его Учеником, и они работали вместе, чтобы сделать Сад прекрасным для Возлюбленного.

    Роберт Уэй. Сад Возлюбленного.
    «София», 2004
  7. Рассвет
    РОЗА ПАРАЦЕЛЬСА



    В лаборатории, расположенной в двух подвальных комнатах, Парацельс молил своего Бога, Бога вообще, Бога все равно какого, чтобы тот послал ему ученика. Смеркалось. Тусклый огонь камина отбрасывал смутные тени. Сил, чтобы подняться и зажечь железный светильник, не было. Парацельса сморила усталость, и он забыл о своей мольбе. Ночь уже стерла очертания запыленных колб и сосуда для перегонки, когда в дверь постучали. Полусонный хозяин встал, поднялся по высокой винтовой лестнице и отворил одну из створок. В дом вошел незнакомец. Он тоже был очень усталым. Парацельс указал ему на скамью; вошедший сел и стал ждать. Некоторое время они молчали.

    Первым заговорил учитель.

    – Мне знаком и восточный, и западный тип лица, – не без гордости сказал он. – Но твой мне неизвестен. Кто ты и чего ждешь от меня?

    – Мое имя не имеет значения, – ответил вошедший. – Три дня и три ночи я был в пути, прежде чем достиг твоего дома. Я хочу быть твоим учеником. Я взял с собой все, что у меня есть.

    Он снял торбу и вытряхнул ее над столом. Монеты были золотые, и их было очень много. Он сделал это правой рукой. Парацельс отошел, чтобы зажечь светильник. Вернувшись, он увидел, что в левой руке вошедшего была роза. Роза его взволновала.

    Он сел поудобнее, скрестил кончики пальцев и произнес:

    – Ты надеешься, что я могу создать камень, способный превращать в золото все природные элементы, и предлагаешь мне золото. Но я ищу не золото, и, если тебя интересует золото, ты никогда не будешь моим учеником.

    – Золото меня не интересует, – ответил вошедший. – Эти монеты – всего лишь доказательство моей готовности работать. Я хочу, чтобы ты обучил меня Науке. Я хочу рядом с тобой пройти путь, ведущий к Камню.

    Парацельс медленно промолвил:

    – Путь – это и есть Камень. Место, откуда идешь, – это и есть Камень. Если ты не понимаешь этих слов, то ты ничего пока не понимаешь. Каждый шаг является целью.

    Вошедший смотрел на него с недоверием. Он отчетливо произнес:

    – Значит, цель все-таки есть?

    Парацельс засмеялся:

    – Мои хулители, столь же многочисленные, сколь и недалекие, уверяют, что нет, и называют меня лжецом. У меня на этот счет иное мнение, однако допускаю, что я и в самом деле обольщаю себя иллюзиями. Мне известно лишь, что есть Путь.

    Наступила тишина, затем вошедший сказал:

    – Я готов пройти его вместе с тобой; если понадобится – положить на это годы. Позволь мне одолеть пустыню. Позволь мне хотя бы издали увидеть обетованную землю, если даже мне не суждено на нее ступить. Но, прежде чем отправиться в путь, дай мне одно доказательство своего мастерства.

    – Когда? – с тревогой произнес Парацельс.

    – Немедленно, – с неожиданной решимостью ответил ученик.

    Вначале они говорили на латыни, теперь по-немецки.

    Юноша поднял перед собой розу:

    – Говорят, что ты можешь, вооружившись своей наукой, сжечь розу и затем возродить ее из пепла. Позволь мне быть свидетелем этого чуда. Вот о чем я тебя прошу, и я отдам тебе мою жизнь без остатка.

    – Ты слишком доверчив, – сказал учитель. – Я не нуждаюсь в доверчивости. Мне нужна вера.

    Вошедший стоял на своем:

    – Именно потому, что я недоверчив, я и хочу увидеть воочию исчезновение и возвращение розы к жизни.

    Парацельс взял ее и, разговаривая, играл ею.

    – Ты доверчив, – повторил он. – Ты утверждаешь, что я могу уничтожить ее?

    – Каждый может ее уничтожить, – сказал ученик.

    – Ты заблуждаешься. Неужели ты думаешь, что возможен возврат к небытию? Неужели ты думаешь, что Адам в Раю мог уничтожить хотя бы один цветок, хотя бы одну былинку?

    – Мы не в Раю, – настойчиво повторил юноша, – здесь, под луной, все смертно.

    Парацельс встал.

    – А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что Всевышний мог создать что-то, помимо Рая? Понимаешь ли ты, что Грехопадение – это неспособность осознать, что мы в Раю?

    – Роза может сгореть, – упорствовал ученик.

    – Однако в камине останется огонь, – сказал Парацельс.

    – Стоит тебе бросить эту розу в пламя, как ты убедишься, что она исчезнет, а пепел будет настоящим.

    – Я повторяю, что роза бессмертна и что только облик ее меняется. Одного моего слова хватило бы, чтобы ты ее вновь увидел.

    – Одного слова? – с недоверием сказал ученик. – Сосуд для перегонки стоит без дела, а колбы покрыты слоем пыли. Как же ты вернул бы ее к жизни?

    Парацельс взглянул на него с сожалением.

    – Сосуд для перегонки стоит без дела, – повторил он, – и колбы покрыты слоем пыли. Чем я только не пользовался на моем долгом веку; сейчас я обхожусь без них.

    – Чем же ты пользуешься сейчас? – с напускным смирением спросил вошедший.

    – Тем же, чем пользовался Всевышний, создавший небеса, и землю, и невидимый Рай, в котором мы обитаем и который сокрыт от нас первородным грехом. Я имею в виду Слово, познать которое помогает нам Каббала.

    Ученик сказал с полным безразличием:

    – Я прошу, чтобы ты продемонстрировал мне исчезновение и появление розы. К чему ты при этом прибегнешь – к сосуду для перегонки или к Слову, – для меня не имеет значения.

    Парацельс задумался. Затем он сказал:

    – Если бы я это сделал, ты мог бы сказать, что все увиденное – всего лишь обман зрения. Чудо не принесет тебе искомой веры. Поэтому положи розу.

    Юноша смотрел на него с недоверием. Тогда учитель, повысив голос, сказал:
    А кто дал тебе право входить в дом учителя и требовать чуда? Чем ты заслужил подобную милость?

    Вошедший, охваченный волнением, произнес:

    – Я сознаю свое нынешнее ничтожество. Я заклинаю тебя во имя долгих лет моего будущего послушничества у тебя позволить мне лицезреть пепел, а затем розу. Я ни о чем больше не попрошу тебя. Увиденное собственными глазами и будет для меня доказательством.

    Резким движением он схватил алую розу, оставленную Парацельсом на пюпитре, и швырнул ее в огонь. Цвет истаял, и осталась горсточка пепла. Некоторое время он ждал слов и чуда.

    Парацельс был невозмутим. Он сказал с неожиданной прямотой:

    – Все врачи и аптекари Базеля считают меня шарлатаном. Как видно, они правы. Вот пепел, который был розой и который ею больше не будет.

    Юноше стало стыдно. Парацельс был лгуном или же фантазером, а он, ворвавшись к нему, требовал, чтобы тот признал бессилие всей своей колдовской науки.

    Он преклонил колени и сказал:

    – Я совершил проступок. Мне не хватило веры, без которой для Господа нет благочестия. Так пусть же глаза мои видят пепел. Я вернусь, когда дух мой окрепнет, стану твоим учеником, и в конце пути я увижу розу.

    Он говорил с неподдельным чувством, однако это чувство было вызвано состраданием к старому учителю, столь почитаемому, столь пострадавшему, столь необыкновенному и поэтому-то столь ничтожному. Как смеет он, Иоганн Гризебах, срывать своей нечестивой рукой маску, которая прикрывает пустоту?

    Оставленные золотые монеты были бы милостыней. Уходя, он взял их. Парацельс проводил его до лестницы и сказал ему, что в этом доме он всегда будет желанным гостем. Оба прекрасно понимали, что встретиться им больше не придется.

    Парацельс остался один. Прежде чем погасить светильник и удобно расположиться в кресле, он встряхнул щепотку пепла в горсти, тихо произнеся Слово. И возникла роза.

    Хорхе Луис Борхес
    "Тайнопись". Произведения 1980 - 1986
    "Амфора", Санкт-Петербург, 2001

    Произведения Хорхе Луиса Борхеса
    (библиотека М. Мошкова)
  12. Рассвет

    Коледен благослов

    От Рассвет,

    Иван Маринов
    Коледен благослов

    Рождество Христово е всесветски празник. Независимо по кой календар се празнува, той излъчва от себе си божествено сияние, стига с тържествения си звън до мало и голямо. Глухи за него остават малцината нещастници, които се мъчат да затулят с длан очите си от лъчезарието. Останалите – а това са милиарди човешки същества по белия свят, очакват това Рождество с многолики трепети: Едни – с надежда за здраве и дълголетие, други – за късмет и сполука, трети – от топлото дихание на празника да се стопи грамадата от тъга и болка.

    От дете помня, че Рождество Христово (тогава се празнуваше на 7 януари) беше за всички ни вкъщи ден на свети чувства и помисли. Като малчуган тогава едва ли съм се замислял за мисията на Исус Христос в световно измерение, нито пък съм лягал и ставал с молитви за всеопрощение. Тогава нас, селските чеда, ни вълнуваше отпразнуването на Коледа, Бъдни вечер, как ще премине коледуването, подреждането на празничната трапеза, игрите с насъбраните орехи – всичко, което стелеше в дома ни празничната атмосфера.

    Днес, изминал голготата на шест десетилетия, с умиление бързам да скътам в душата си полъха на истинския коледен празник, да го видя и преживея с цялата му божествена тоналност, да приема върху себе си озарението от бъдника в огнището като светлина от Бога, да се прекръстя като християнин при благославянето на вечерята. И в такъв един миг, неповторим и неописуем, да се врека в името на доброто, човешкото, да пожелая на ближния радостен пулс на сърцето, сияние от християнски помисли върху лицето му и сполука във всяко едно добро начинание.

    И още нещо – този божествен празник може да затвори устата на богохулници и клеветници, да сближи непримиримите, да приюти скръбните, да приласкае онеправданите. Рождество Христово е велико прераждане на душата на всеки, който не е забравил човешкото си начало, възраждане и подтик към смирение, добри дела и разбирателство, импулс за честен труд, вяра в могъществото на съдбата, непрекъснати усилия за плодна жътва. Това, че сме жители на нашия реален свят, е щастие. Ако направим така, че коледната празничност успее да приглуши в нас завистта и недоверието, да пречисти мислите ни в купела на благородството – то има за какво да се живее, да се мечтае и да се труди синът божи – човекът!

    Иван Маринов. Коледен благослов
  21. Рассвет
    Мне снились: и море, и горы...
    Мне снились...

    Далекие хоры
    Созвездий
    Кружились
    В волне мировой...

    Порой метеоры
    Из высей катились,
    Беззвучно
    Развеявши пурпурный хвост надо мной.

    Проснулся – и те же: и горы,
    И море...

    И долгие, долгие взоры
    Бросаю вокруг.

    Всё то же... Докучно
    Внимаю,
    Как плачется бездна:

    Старинная бездна лазури;
    И – огненный, солнечный
    Круг.

    Мои многолетние боли –
    Доколе?..

    Чрез жизни, миры, мирозданья
    За мной пробегаете вы?

    В надмирных твореньях,–
    В паденьях –
    Течет бытие... Но – о Боже!–

    Сознанье
    Всё строже, всё то же –

    Всё то же
    Сознанье

    Мое.


    Февраль 1914, Базель

    Стихотворения
  22. Рассвет
    О, эти потери Вселенной, Марина! Как падают звезды!
    Нам их не спасти, не восполнить, какой бы порыв ни вздымал нас
    Ввысь. Всё смерено, всё постоянно в космическом целом.
    И наша внезапная гибель
    Святого числа не уменьшит. Мы падаем в первоисточник
    И, в нем исцелясь, восстаем.
    Так что же всё это? Игра невинно-простая, без риска, без имени, без обретений? –
    Волны, Марина, мы – море! Глуби, Марина, мы – небо!
    Мы – тысячи вёсен, Марина! Мы – жаворонки над полями!
    Мы – песня, догнавшая ветер!
    О, всё началось с ликованья, но переполняясь восторгом,
    Мы тяжесть земли ощутили и с жалобой клонимся вниз.
    Ну что же, ведь жалоба – это предтеча невидимой радости новой,
    Сокрытой до срока во тьме...
    А темные боги глубин тоже хотят восхвалений, Марина.
    Боги, как школьники, любят, чтоб мы их хвалили.
    Так пой им хвалу! Расточайся в хвалениях вся! До конца!
    Всё то, что мы видим – не наше. Мы только касаемся мира, как трогаем свежий цветок.
    Я видел на Ниле в Ком Омбо, как жертву приносят цари. –
    О, царственный жест отреченья!
    Так ангелы метили души, которые должно спасти им –
    Лёгким мгновенным касаньем. И только.
    И отлетали далёко. Нежный рассеянный жест,
    В душах оставивший знак, – вот наше тихое дело.
    Если же, не устояв, кто-нибудь хочет схватить вещь и присвоить себе.
    Вещь убивает его, мстя за себя.
    Ибо смертельна сила, сокрытая в вещи.
    О, мы познали её – эту могучую силу,
    Переносящую нас в вихре за грань бытия в холод НИЧТО.
    Ты ведь знаешь, как это влекло нас сквозь ледяное пространство преджизни
    К новым рождениям...
    Нас? –
    Эти глаза без лица, без числа... Зрящее, вечно поющее сердце целого рода –
    В даль! Точно птиц перелётных к неведомой цели – к новому образу!
    Преображенье парящее наше.
    Но любовь вечно нова и свежа и не должна ничего знать о темнеющих безднах.
    Любящие – вне смерти.
    Только могилы ветшают, там, под плакучею ивой, отягощенные знаньем,
    Припоминая ушедших. Сами ж ушедшие живы, как молодые побеги старого дерева.
    Ветер весенний, сгибая, свивает их в дивный венок, никого не сломав.
    Там, в мировой сердцевине, там, где ты любишь,
    Нет преходящих мгновений.
    (Как я тебя понимаю, женственный легкий цветок на бессмертном кусте!
    Как растворяюсь я в воздухе этом вечернем, который
    Скоро коснется тебя!)
    Боги сперва нас обманно влекут к полу другому, как две половины в единство.
    Но каждый восполниться должен сам, дорастая, как месяц ущербный до полнолунья.
    И к полноте бытия приведет лишь одиноко прочерченный путь
    Через бессонный простор.


    Р.

    (Написано 8 июня 1926)


    Перевод З.А. Миркиной

    Райнер Мария Рильке. Борис Пастернак. Марина Цветаева. Письма 1926 года
  23. Рассвет
    На медленном огне сгорает подчистую
    Все, что хранил в душе, все, что имел в виду,
    Когда пытался спеть не песенку простую,
    Но что-то, что таишь с собою не в ладу

    На самом дне души, где хаос и сомненья,
    Все пораженья и все травмы – с детских лет,
    Что в слово воплощал в порыве вдохновенья,
    Что вопрошал, горя, не получив ответ.

    Так отмирает плоть, и дух, перегорая,
    Отважно отлетав положенный свой срок,
    Как летчик молодой, врата таранит рая,
    Не зная, что там ждет и есть ли в бывшем прок.

    Стихотворения
  24. Рассвет
    Събори, паметници, грандиозни арки,

    пpocпeкти, мостове, мемориали,

    светлинни надписи: „Титан", „Подарки",
    гранитни лъвове полузаспали...

    Poмантикa на Росси и Расстрели,

    отдавна надживяла своя вeк...

    А в мен живее надпис: „Граждане,

    при артобстреле..."

    с цветя, оставени от еднорък човек...


    Ленинград
    1974 г.

    Иван Маринов – творчество
×
×
  • Добави...